Рождество на Кубани

В старину говорили: «Рождество светится!»
И было это отовсюду видно и заметно: тысячи переливающихся на моро­зе блесток инея, что каждое утро щедро украшали крыши домов, амбаров, заборов. Светился и казак - от удачи: урожайный год выдался! Расцветали и становились пунцовыми щеки детворы - наконец-то сменили ушики на ва­ленки! К каждому Рождеству для детей валенки новые катали, и тут уж ни одного пригорка они не пропустят около хаты — непременно скатятся с него на своих легких санках; а иногда, не рассчитав, нырнут с ними в сугробы и вылезут оттуда распарившиеся, как из бани.
Преддверие Рождества - Филипповка, начало поста. Мясного в это время не ели, а вот на рыбу налегали. Соленая - в бочках, вяленая да копченая связками в кладовой уже истекали жиром.
Крупную рыбу заготовляли с осени - обменивали в Приазовье на пшеницу. Впрочем, и своей рыбы рядом хватало, ведь почти каждая станица находилась у реки.
Синеватый дымок перекочевывал с одного подворья на другое, пахло сго­ревшей соломой, щетиной, слышались неистовые крики кабанов по дворам - привычное дело к Рождеству заколоть одного - двух из них. А уж гусей, уток, индюков - не считали.
В жилых комнатах тоже кипела своя работа: выносили ковры и коврики на снег, выбивали, чистили их, обметали паутину по углам, вечером купали детей в шаблыках, да и сами не пропускали банных дней.
Особое внимание в те дни уделяли иконам «Крещение» и «Вертеп». Свя­той угол, где они находились, полностью обновляли: стирали наброзники, протирали иконы, чистили лампаду, меняли в ней масло. Вокруг икон развешивали, как тогда говорили, бпескоту: разноцветные мониста, серебряные бусы, игрушки, добавляя к ним высохшие стебельки степного кермека, заготовленного с лета, придвигали в тот же угол и елку.
И разговоры! Их вели о каждой детали икон, о каждом лике, изображенном на них, вспоминали библейские события, поправляя друг друга, открывали Евангелие, лежавшее рядом, чтобы найти в нем ответы и для себя, и для других.
Иногда в комнату, оторвавшись от хозяйственных дел, забегал папаша: «Девки, вы ж смотрите, не забудьте в церкви купить крутых свечей!» (это значило - витых, крупного размера, которые обычно ставили на празднич­ном столеугольнике под иконами).
Посередине станичных церквей в те дни выставляли большую икону «Кре­щение».
Вечером накануне Рождества женщины колядовали, а наутро мужчины христославили:
Рождество Твое,
Христе Боже наш.
Воссияй мирови
свет Разума.
В нем бо звездам
служащая
И звездою учахуся.
Тебе кланятися
Солнцу правды.
И тебе ведети
С высоты Востока.
Господи, слава Тебе!
После чего добавляли радостные для любого хозяина строчки:
Где царь ходил -
Там пшеница рожала.
Где царица ходила —
Там жито родило.


Осыпали янтарной пшеницей святой угол, комнату и самих хозяев.
В день Рождества (7 января) все от мала до велика шли в церковь. Блескучнй снег резал глаза, и приходилось щуриться, под ногами громко хрустела морозная корочка, тулупы - черные да белые мелькали повсюду, кисти расписных шалей спускались до земли, торжественный звон колоколов доходил до самой крайней станичной хаты, а около церкви теснилось саней - не сосчитать.
Заканчивалась служба - и начинались праздничные дни. Не отягченные по­левыми работами казаки всласть отдыхали. Одни спешили навестить родственников, другие, усадив детей в сани, катали их по станице, третьи на разукрашенных тройках с колокольчиками под расписной дугой спешили «до кумовьев».
Сколько самоваров чая там было распито! Сколько голов сахара расколото! Чай пили вприкуску, подкладывая под язык ароматные дольки вяленого абрикоса.
И во все рождественские дни, как повелось издавна, главным местом от­дыха станичников становилась река. Она, как магнитом, притягивала всех к себе. Сюда мчались стайки детворы с санками в руках, чтобы покататься с крутых берегов; дети постарше и взрослые, наточив коньки, тоже спешили сюда. На льду расчищали площадку для популярной игры — «лодыжки», похожей немного на городки, где проверялись глазомер и точность удара. «Инвентарь» для игры готовили заранее.
Когда к празднику варили холодец из ножек животных, выбирали лодыж­ки - кругловатые и белесые кости. Собирали их в сумочку с завязкой, сорти­руя. Если это были овечьи — их называли лодыжки, если телячьи - бучуки, если свиные - кубуси.
В одну из костей заливали свинец, и в ходе игры она становилась битой. В рассыпанные на льду лодыжки нужно было сверху попасть этой битой. Если играющий попадал, лодыжка отскакивала в сторону и становилась добычей ведущего, если нет - тот отдавал хозяину лодыжек свою, такую же.
Азарт в игре иногда был таков, что иные проигрывали полностью содер­жимое своих сумочек, и вот тогда каждую лодыжку уже надо было «выку­пать» (обменивать): то ли на вареное яйцо, то ли на кусок сала или домашней колбасы, а иногда дело доходило и до выкупа копейками.
Самыми зрелищными и захватывающими были кулачные бои. В день их проведения на заснеженной реке собиралась не одна сотня любопытных. Бились улица на улицу, один край станицы против другого. Первыми, как всегда, задирали друг друга мальчишки, за них заступались парни, потом дело доходило до мужиков.
Шли стенка на стенку. Противника старались с силой ударить по плечу, в грудь, в спину - только чтобы свалить его в снег. Если кто падал - лежачего больше не трогали, не били, но сам пострадавший должен был выйти из игры.
За исходом «боя» на берегу придирчиво наблюдали старики, следя, чтоб все было по правилам и бойцы не подкладывали медных пятаков в перчатку. Не пропускали этого зрелища женщины и девушки.
Где-то на исходе праздников на реке все чаше и чаше появлялись мажары и шарабаны, дно которых было выстлано соломой. В одном огороженном месте их доверху нагружали колотым и пиленым льдом. Работали в рукави­цах, у ног работающих лежали ножовка и багор: все приготовленное они отвозили в подвалы-холодильники, крытые толстым слоем камыша, готовили впрок - для мороженого.
Так лето осторожно заглядывало в зиму.