Красное училище

Первыми по времени "школами грамотности" в Запорожской Сечи и поначалу в Черномории были Войсковые канцелярии. Именно из них выходили завзятые грамотеи, "письменные люди", "бумажные души", как их не без улыбки величал простой народ. Эти канцелярские воспитанники часто даже получали характерные фамилии - Писарчук, Бумажный. Способные хлопцы-казачата, приставленные к писарю, несколько лет кряду добросовестно изучали премудрости родного языка и каллиграфии и затем сами отправляли писарские должности, весьма почетные, являясь незаменимыми людьми и гордостью не только самого Войска, но и семьи, из которой вышел "дюже грамотный человек".
Перед войсковым обществом, по настоянию высших властей Петербурга и Харькова, встала первоочередная задача - повысить грамотность населения. Пришло понимание: человек грамотный сознательней исполняет свой общественный и гражданский долг. "Неученье - тьма, а ученье - свет", - стала популярной среди людей поговорка. А то, подумать только, подавляющее большинство черноморцев не могло даже расписаться - вместо подписи рисовали крестики. И это касалось не только рядовых, но и большого войскового начальства. Есть довольно убедительные свидетельства, что сам незаменимый и доблестный воин Захарий Чепега, возглавлявший быструю казачью конницу и храброе Войско Черноморское, был неграмотный или, во всяком случае, полуграмотный. Более того, сохранился документ, где атаман, конечно же писарской рукой, писал 9 января 1794 года в войсковое правительство: "Как я грамоты читать и писать не умею, а по должности Кошевого атамана, Высочайше мне вверенной, к письменным делам письмоводителем оного Войска полковой старшина Степан Порывай...определен..." Поэтому он поручал своему грамотному помощнику подписывать исходящие от него бумаги. И, действительно, атаманская подпись в сохранившихся документах отличается витиеватым изяществом букв. Другой его писарь И.Мигрин, оставивший нам любопытные мемуары под названием "Похождения, или История жизни Ивана Мигрина, черноморского казака", сообщает: "Я пользовался неограниченной доверенностью Чепеги, за которого, по безграмотству его, подписывал его именем все бумаги - что было не тайно, а всем известно". Чему же удивляться, если рядовые черноморцы были сплошь неграмотными?..
И вот в 1803 году в Екатеринодаре, стараниями Войскового Атамана Ф.Я. Бурсака, открывается первая церковно-приходская школа, в которой занятия начались 17 августа. Ее смотрителем стал протоиерей Черноморского казачьего Войска К.В. Россинский, совсем недавно прибывший на Кубань. Помогал ему еще один учитель, так как учеников - казачьих детей - набралось немало - 108 человек (97 мальчиков и 11 девочек).
В ведомости, составленной К.В. Россинским в 1806 году, сообщается о том, что хотя "училище основано", но "еще до сего времени по форме не открыто". Известно, что в том же году, 14 декабря, радетелю народного образования все-таки ударя, радетелю народного образования все-таки удалось открыть училище "по форме", то есть, надо думать, его разместили в какой-то хорошей турлучной хате. Однако переписка об устройстве в Екатеринодаре училища продолжалась и позже. Так, Дюк де Ришелье, генерал-губернатор Новороссии, посетивший Кубань, в докладной записке, адресованной Государю Императору Александру I, 14 июля 1807 года, подробно информируя о жизни казачьего края, писал: "Недостает только в г.Екатеринодаре училища, в котором бы, по отдаленности его от губернского г.Симферополя, можно штаб и обер-офицерских и казачьих детей по возможности образовать; они крайне о том заботятся и моего просили ходатайства. Не благоугодно ли будет Императорскому Величеству, - продолжал герцог, - Всемилостивейше повелеть учредить в Екатеринодаре, на содержании Войска, малое народное училище, до времени пока, и, смотря по обстоятельствам, большое произвести можно будет..."
Слова Дюка де Ришелье не остались без внимания со стороны Государя Императора. В войсковой столице началось и продолжалось несколько лет подряд строительство здания для Екатеринодарского уездного училища с бельведером и деревянными полами по плану, присланному Харьковским университетом... Это, разумеется, было знаменательное событие в культурной жизни нового степного края, заброшенного на окраине Русского государства. Начало большому почину положено. В народе говорится: горяч почин, да быстро остыл. На Кубани так не произошло. Когда вникаешь в подробности школьного дела, то невольно поражаешься его примитивности, почти сказочной наивности. Кубанский историк И.Д. Попка, сам воспитанник народного станичного училища, будучи наделен ярким писательским даром, с юмором вспоминал о прошлом кубанской школы... Вот он, волнительный, радостный миг, запомнившийся на всю жизнь! - ученик в первый раз пришел в первый класс, где преподавали, начальную грамоту полуграмотные дьячки. "Школяр, - пишет очевидец, - являлся в обитель науки в праздничном кафтане и с таким большим, как он сам почти, горшком каши... Наставник, приняв дары - кусок шелковой материи и медный ключ к двери дальнейшей грамотности - гривну медных денег... ставил между невкусною умственной пищей вкусную кашу и погружал в недра символического яства ложку - сам и птенцы его".
Когда же горшок до дна опустошался, его, пустой и звонкий, "ученики выносили и вешали на самый высокий кол плетня... и с расстояния, указанного перстом наставниика, разбивали..." То-то была детская потеха! Дружные крики, смех и гвалт ребячий! О каком же там "показателе успеваемости или о больших успехах могла быть речь?..
Конечно, И.Д. Попка рассказал всего-навсего остроумную байку, но в ней заключался определенный смысл, образно рисовавший школьный быт тех далеких времен.
Более типичными фактическими подробностями о кубанской школе первой половины XIX века, на мой взгляд, насыщены воспоминания некоего "Участника" (С.К.), опубликованные в 1910 году в "Кубанских областных ведомостях".
Черноморское уездное училище, основанное на деньги, собранные по копейке К.В. Россинским у населения, находилось на территории нынешнего городского парка им. Горького. Оно занимало отдельный деревянный дом крестообразной формы, имевший круглый мезонин, увенчанный надстройкой в виде фонаря, где помещался 20-фунтовый "колокольчик", тот самый колокол, отлитый в Херсоне и привезенный на "нарочито сделанном плоскодонном байдаке" вместе с другими - одним 36-фунтовым и шестью многопудовыми. Этим звонким колокольчиком сторож созывал каждое утро, в 8 часов, учителей и учеников к началу занятий.
Кстати сказать, рядом с училищем в 30-е годы XIX века находились и Войсковая канцелярия, и суд, и острог, и правление, и архив, позже перестроенный в общественный клуб, то есть все "войсковые присутственные места".
Железная крыша училища, окрашенная красной масляной краской, издали привлекала взор, сияя между зеленых дубовых ветвей, и была единственной тогда в Екатеринодаре, так как в большинстве своем турлучные, деревянные или саманные дома и хаты покрывались самым дешевым материалом, лежавшим под рукой, - камышом или соломой. И потому горожане называли приметное уездное училище за его яркую кровлю "красным". Бывало, встретятся на базаре два знакомых казака, разговорятся.
- А где ваш сын учится? - спросит один у другого.
- В Красном училище! - И все ясно, как Божий день.
Красное училище считалось единственным во всей Черномории, где, как говорили казаки, "учили толково".