Дедушкина наука в казачьей семье

В казачьей семье трудно было определить, кто к кому приставлен: дедушка к внуку или внук к дедушке - так они дополняли друг друга.
Уважение к деду было беспредельным и на долгие годы укрепляло связь поколений.
Можно было научиться управлять конем, лихо рубить лозу, но нигде не удалось бы научиться тому, что получал казак в домашней обстановке, тому, что впоследствии назовут казачьим духом.
Уже в семилетием возрасте казачонок хорошо знал свою родословную. Кто кому кем приходится, когда поселились его предки в родной станице, кто был первым поселенцем, какая память осталась от того человека в доме: кинжал, боевая сабля, казачий костюм, портрет, награды?
Пользуясь тем, что они с дедом часто оставались наедине, внук выпытывал, где тот служил, в каком полку - тут же доставали фотографии деда в пору его службы, на обороте которых записаны были карандашом фамилии сослуживцев, город, место службы. Хранились также знаки заслуг и поощрения по службе: Георгиевский крест, бронзовые жетоны за джигитовку, шашка в серебряной оправе, газыри.
Мальчонке льстило, что дедушка - гроза всей семьи - в его присутствии добрел, открывал сундук, где хранилась парадная форма. С ковров над кроватью снимались сабли, кинжалы; следовал обстоятельный рассказ, как они появились в семье, в каких боевых действиях помогали казакам.
Эти рассказы повторялись, накапливались из года в год. По мере взросления дед учил внука стрелять из ружья, помогал освоить верховую езду, вначале без седла, затем с седлом и саблей.
Внук рано узнавал любимые молитвы казаков, гимн «Боже, царя храни». В его речи появлялись слова, относящиеся к казачьей службе: «одногнездики», «односумы», «поверка», «сторожевая застава», «казачий разъезд», «секретный пакет».
Бывало, идет дедушка с внуком по улице, а навстречу им старичок прихрамывает. Не доходя до него нескольких шагов, дед останавливал внука:
- Поклонись этому человеку. В одной сотне мы с ним служили. Если б не он - может, я и не дожил бы до сегодняшнего дня.
Так мальчик воочию постигал казачье братство и единение. А уж когда в доме заходил разговор о войсковом, полковом празднике или празднике сотни, где отмечались год и день их создания, внук к тому времени уже знал в лицо многих сверстников дедушки, живущих в станице, узнавал их в церкви, на улице. Здоровался с ними. Исполнял их просьбы, как просьбы членов собственной семьи. А если те умирали и рядом не было уже деда внук считал своим долгом сходить на их похороны. И если кто-то его спрашивал:
- Вы родственник?
- Да, - отвечал молодой казак. - Ваш дедушка служил в одной сотне с нашим.
И все понимали это.
Бывали у деда и свои чудачества. К примеру, оказавшись с внуком в станичном правлении или на общем сходе казаков, дедушка нет-нет да и спрашивал воспитанника громко, чтобы все слышали:
- Кто ты есть?
И тот должен был вытянуться по стойке «смирно», опустить руки по швам и выпалить:
-Я есть казак, Бажинов Петр Алексеевич, из станицы Ильинской Кавказского отдела Кубанской области! Слуга царю и Отечеству!
После чего полагалось лихо стукнуть каблуками (или пятками, смотря какое время года было на улице) и отметить про себя довольную улыбку деда.
Когда подходила пора совершеннолетия, предстояло и негласное испытание того, что перенял внук от деда. За станицей ежегодно устраивали «майские» лагеря, где проводился смотр готовности казаков к предстоящей службе.
Ничто не ускользало от острых глаз отдельского или станичного атамана: ни конская упряжь, ни посадка казака в седле, ни умение владеть саблей, петь песню в строю, танцевать лезгинку у вечернего костра.
И не было для молодого казака почетнее вопроса:
- Кто тебя научил всему этому?
- Мой дедушка, ваше высокоблагородие.
- Передай ему от меня благодарность.
- Рад стараться.
Пройдут годы. Казак овладеет грамотой, пойдет на службу, и когда-нибудь попадется ему в руки книга - свод первых русских летописей «Повесть временных лет». Откроет он ее и прочтет: «И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на них корабли. И с попутным ветром подняли они паруса и пошли со стороны поля к городу Константинополю». Повлажнеют глаза у казака, и, сдерживая слезы, скажет он тихо:
—А ведь такие паруса и дедушка учил меня ставить! Светлая ему память.
И вспомнятся далекие зимние дни, когда дед собирал ватагу ребятишек с улицы, сажал их в легкие сани и, причмокивая губами, погоняя веселую лошадку, направлялся за станицу, где были высокие курганы. Там он распрягал лошадь, ребятишки легко закатывали сани на самую верхушку кургана, откуда лихо скатывались вниз.
Когда надоедало, выводили сани на лед близкой реки. Дедушка прикреплял к ним «мачту», прилаживал парус - старую простыню - и учил детвору при помощи этого приспособления «ловить ветер».
И ведь получалось! И не было предела восторгам детей, когда ветер гонял сани под парусом от одного берега до другого, до самой темноты, пока не зажигались огоньки в окнах станичных домов.